Фелек опять позвонил.
– Приступаем к голосованию. Я думаю, постановление о часах будет принято единогласно.
Однако девять оказалось против часов. К ним тотчас же подскочил журналист: в чем дело, почему, отчего, по какому случаю?
– Начнем разбирать, крутить – и сломаем… Потерять можно. Сделаешь стойку, они выпадут из кармана и разобьются. Часы не у всех взрослых есть, они будут нам завидовать и злиться. Можно прекрасно обойтись без них. Отец отнимет, продаст, а деньги пропьет.
Снова зазвонил колокольчик.
– Принято большинством голосов.
Насчет поцелуев разногласий не было. Ребята заявили единодушно: «Не хотим, чтобы каждый имел право нас целовать. Для родителей придется сделать исключение, а для теток и прочих родственников – нет».
По третьему пункту повестки дня приняли следующее решение: девочкам пришивать по два кармана, а мальчикам – по шесть.
Клу-Клу недоумевала. Почему такое неравноправие: у девочек в три раза или на четыре кармана меньше, чем у мальчиков? Но она промолчала, решила подождать, что будет дальше.
Фелек снова позвонил колокольчиком.
– Переходим к следующему пункту повестки дня: насчет девочек.
Что тут началось!
– Девчонки – ревы! Неженки! Ябеды! Задавалы! Размазни! Трусихи! Девчонки вечно обижаются, шушукаются, царапаются.
Бедные девочки-депутаты сидят – и ни слова, только из глаз слезы капают.
– Прошу слова! – послышался из королевской ложи голос Клу-Клу.
Воцарилась тишина.
– У нас в Африке девочки такие же ловкие, как и мальчики. Они так же быстро бегают, лазают по деревьям и кувыркаются. А у вас – сплошное безобразие! Мальчики все время ссорятся с девочками, пристают к ним, мешают играть, а сами в их играх не участвуют. По-моему, среди мальчишек больше озорников, чем среди девочек.
– Ого! – послышалось из зала.
Колокольчик Фелека заливался, призывая к порядку.
– Мальчики – драчуны, грубияны, грязнули, они рвут одежду, говорят неправду…
Раздался крик и свист.
Опять зазвонил колокольчик.
– Мальчишки вырывают из тетрадей страницы и пачкают книги. Плохо учатся. На уроках шумят. Бьют стекла. Обижают девочек. Нечестно пользоваться тем, что бедные девочки ходят в Европе в юбках, и у них длинные волосы, и поэтому они слабее мальчиков…
– Пусть остригутся!
– Пусть наденут брюки!
Фелек потряс колокольчиком.
– Разве обижать слабых хорошо? И еще говорят, что девочки плохие!
Тут разразилась настоящая буря. Топот, свист, крик – все слилось и перемешалось!
– Гляньте-ка, учить нас вздумала!
– В клетку ее, к обезьянам!
– Невеста короля!
– Жена Матиуша!
– Жених и невеста, тили-тили-тесто!
– С девчонкой связался!
– Канарейка желтопузая ты, а не король!
Один мальчишка вскочил на стул и, покраснев от натуги, заорал что есть мочи.
Фелек знал его. Это был хулиган, карманный воришка по имени Антек.
– Антек, заткнись, не то в зубы дам! – крикнул Фелек.
– Слабо, барон фон Раух! Феля, Феля – министр без портфеля! Феля – пустомеля! Забыл, как у торговок яблоки воровал? Фе-ля, Фе-ля – пус-то-ме-ля!
Фелек запустил в Антека чернильницей и колокольчиком. В зале забурлило, как в котле. Более благоразумные депутаты поспешили к выходу. Оставшиеся разделились на две партии и накинулись друг на друга.
Матиуш, белый как полотно, взирал на побоище из своей ложи. А журналист что-то быстро строчил в блокноте.
– Не огорчайтесь, барон фон Раух! Ничего страшного. Борьба сплачивает единомышленников, – сказал он Фелеку.
А Фелек и не думал огорчаться. Пусть себе дубасят друг друга, лишь бы ему не досталось.
Клу-Клу так и подмывало спуститься по карнизу вниз, схватить стул и показать этим воображалам, как в Африке дерутся девочки. Ведь драка вспыхнула из-за нее. Ей было жалко Матиуша: она видела, как он страдает. Ничего, успокаивала она себя. Так им и надо. Обозвали ее черномазой? Подумаешь, что ж в этом обидного? В клетку к обезьянам? Она-то побывала там, а вот они пусть попробуют, каково это. Невеста Матиуша? А что в этом плохого? Она бы им показала, если бы не дурацкие эти европейские обычаи…
А дерутся-то как! Тоже мне мальчишки! Растяпы, слабаки, олухи! Девять минут прошло, и никаких результатов. Наскакивают друг на друга, как петухи, размахивают кулаками, и все без толку.
Фелек – тот даже чернильницу и колокольчик не сумел как следует бросить. Если бы Клу-Клу угостила этого крикуна тем или другим, не стоял бы он сейчас в позе победителя на столе.
В конце концов Клу-Клу не выдержала. Перелезла через барьер и – прыг! – вниз. Уцепилась за люстру, потом соскочила на пол. Перепрыгнув через стол для прессы и разогнав, как назойливых мух, пятерых противников Антека, она прокричала ему в лицо:
– А ну, выходи!
Антек, не подозревая, с кем имеет дело, замахнулся, но в тот же миг получил четыре удара; собственно, не четыре, а один: Клу-Клу ударила его одновременно головой, ногой и двумя руками. Антек брякнулся на пол: из носа течет кровь, шея не ворочается, рука одеревенела, трех зубов как не бывало.
«До чего у этих белых слабые зубы», – подумала Клу-Клу и, подскочив к председательскому столу, смочила водой носовой платок и приложила Антеку к носу.
– Ничего, рука цела. У нас в Африке после такого удара один день лежат пластом, а ты послабей, значит, ты очухаешься через неделю. А за зубы прости, пожалуйста. Я не рассчитала, наши ребята намного крепче белых.
– Ноги моей больше не будет в парламенте! – вернувшись во дворец, решил смертельно оскорбленный Матиуш. – Черной неблагодарностью отплатили они мне за все, что я для них сделал. За бессонные ночи, за опасные путешествия, за защиту государства, едва не стоившую мне жизни…